— Намано он буйт, — сказал Кона. — Ухи через пять-мин заживут, а потом надолго в туманность вылетит.

— А через сколько можно будет все художественные припасы погрузить? — спросила Джоди.

— Все уже на борту, гжа.

— Тогда — отдать концы, кэп.

— Слушаюсь, гжа.

Джоди повернулась к Окате — тот стоял, ни слова не говоря, и, вытаращившись, недоверчиво смотрел на происходящее.

— Это вам. — Джоди протянула ему четыре пробирки. — Я помогу. Надеюсь, вам нравится ночное освещение. Вам придется сделать множество оттисков. Но времени у вас будет предостаточно.

— Ладно, — сказал художник с мечом и улыбнулся.

25

Где представлены хроники Эбби Нормал — несостоявшейся носферату, дневного насельника с разбитым сердцем и свергнутого аварийного резерва Владычицы Тьмы в Большом Районе Залива

Умодробительных сил ночи у меня больше нет, мангавласой мартышки любви с улетнейшей тачкой тоже, даже хвостика у меня больше нет — а хуже всего, что нет и Графини. Мы проводили ее в море перед самым рассветом — имбецил-растафара навигировал «Ворона» мимо Алкатраса, пока мы стояли на причале и махали им вслед.

Тут подъехали на своем говенно-буром лягай-мобиле Ривера с Кавуто, выскочили такие из машины и типа: «Мы тотально насмотрелись сериалов про полицию и теперь знаем, как надо выглядеть упорными».

А Кавуто еще такой: «Не вздумайте шевелиться, мисс». И опять на меня водяной пистолет наставляет. Только теперь желтенький.

А Ривера такой подползает с другого края причала, как будто мы его не видим, хотя пирс пятнадцать шагов в ширину типа и укрыться там не за чем, а рассвет уже вот-вот.

Тут Томми такой: «Эй, ребята, наверно, я должен кое-что объяснить».

Но не успел он ничего больше сказать, я такая подскакиваю и типа вся: «Ррыык», — на них, и тотально руки-крюки, как у когтистого чудища, и жуткая рожа.

А они такие раз — и солнечные куртки свои зажгли, и как давай палить по нам с Томми из водяных пистиков, пока мы все насквозь не вымокли, и ржем как подорванные, пока чуть друг на друга не попадали. А Марвин такой из окна машины выскакивает и к нам несется, и на морде у него эдакое собачачье «чёоо?», птушто в трупнопсовых делах обычно ничего смешного нету.

А Ривера смотрит такой на Кавуто, потом куртку свою выключил, и Кавуто свою погасил, а водяной пистолет держит так, словно он вдруг превратился у него в руке в большущую желтую какашку. И весь такой: «Ну еб же ж твою мать».

А я вся ему такая: «Ох, попный медведик, я от тебя вся аж промокла», — и нас от этого еще по хи-хи пробило, а Марвин такой подбегает и давай меня в лицо лизать, от чего я еще сильней ржу, пока Ривера наручники не достал, и тут уж мы ржать прекратили.

Кароч, объяснили мы им про старых вампиров — что они теперь по правде дохлые, и как от кисок-вампиров избавились, и от Чета, и как всех остальных, типа нас, обратно поменяли, и все аще хорошо стало, а им париться нахуй больше не надо.

И Ривера такой: «А что с черным кораблем?»

А мы ему такие: «Он раньше был одного дофигаллионера-эксцентрика, но его захватили вампы, а раз теперь они померли, он поплыл домой».

А Ривера нам: «Но Император же говорил…»

А ему типа: «Сцуко, я тя умоляю. Император Сан-Франциско, защитник Алкатраса, Сосалито и острова Сокровищ, в смысле?» И сама фыркаю по-тяжелой.

Ривера мне такой: «Ладно, верно замечено».

И тут такие Животные на двух тачках подваливают, вываливают из них все втаренные водяными пистолетами и садовыми поливалками, Император с его собаками выпрыгивают — и все к нам давай, типа готовые драть всем жопы. Но их Ривера остановил и все разъяснил, и они увалили укуриваться, а Император по набке пошел — и смотрит, как «Ворон» такой вдаль отплывает к Золотым Воротам.

Тут и солнце тащемта взошло, и Ривера с Кавуто дорубили, что мы теперь тотально не вампушки, поэтому они Марвина забрали, влезли в свой говномобиль и сдристнули.

И вот мы с Томми стоим такие на краю пирса, а «Ворон» уже еле видно у Золотых Ворот — там паруса подняли, и они на солнце все серебряные.

И я такая: «Наверно, те деньги достать надо, что Графиня на крыше спрятала. Там типа триста тыщ долларов». А Графиня сказала нам, где искать, когда еще не уехала. Не нужны ей, говорит.

А он мне такой: «Ну да. Сейчас, наверно, туда трудней будет забраться, раз у нас нет суперсил».

А я ему: «Она говорила, там почти до верху пожарная лестница идет».

А он мне только: «Хор», — и сам вслед кораблю смотрит.

Поэтому я такая: «Кароч, я знаю, что ты больше не носферату, но я все равно могу быть тебе клевретом. Если нужен, конечно».

А он типа: «У меня тут, понимаешь, сердце вдребезги».

А я ему: «У меня тоже».

И он такой: «А кроме того, мне кажется, ты кагбэ переросла уже уровень клеврета».

Поэтому я ему такая: «Я и подружкой твоей могла бы».

А он мне: «Я думал, ты Фу любишь».

А ему: «Ну кагбэ да».

Поэтому он такой мне: «Я думал, ты и Джоди любишь».

А я ему: «Ну да. Вот такая я полиаморная».

А он мне: «Значит, сейчас ты хочешь ебаться с попугаями, что ли?»

Тут я уж совсем было на него не наехала тотально гусеницами, но гляжу — он улыбается, поэтому я его только локтем в ребра пихнула, типа, «вот гандон», и мы стали дальше смотреть, как судно уходит в туман за мостом.

Потом он мне такой: «Как по-твоему, когда „Ворон“ опять вернется?»

А я такая жутким-жутким голосом: «Никогда».

Тут он на меня смотрит, а сам такой улыбается широко-широко — и берет меня за руку. И мне так тотально захотелось его поцеловать, чтоб с безнадегой, и с языком, и с чем не. Только тогда бы мне пришлось его стукнуть, чтоб не подумал, будто я распутная, птушто меня типа всего пару часов назад послали. Но потом я решила, что и он меня может стукнуть по той же самой причине, поэтому я не целовать его стала, а исполнила свой маленький праздничный танец запретной страсти попой, отчего он и вовсе растекся весь, как здоровенный обалдуй.

И вот мы там с ним такие стояли типа, за руки держались и смотрели туда, где раньше был корабль, — и врубались помаленьку, что будущее — оно ведь воттакенски огромное. Типа бездны, только, ясно, лучше освещается.

Поэтому я ему такая: «Ну что теперь — хлопьев с молоком?»

А он мне: «Знаешь, я, наверно, книжку напишу».